вы правы по поводу господина Романова, Аркадий Михайлович. Я бы мог простить отречение государя, но отказаться от роли главнокомандующего во время войны, значило бросить армию на произвол судьбы, полностью ее деморализовать, — резко сказал Сташевский.

– Да, это прискорбно, хотя Александр Первый тоже снимал с себя бразды руководства армией, но исключительно для пользы дела, и передал армию Кутузову, наступив на личные амбиции. А здесь просто взял и отказался по слабости своей, — констатировал барон.

– Что же теперь будет с Россией? — не унимался Безкровный.

– Да не волнуйтесь вы за Россию, пена пройдет, и выйдет она на брег, залитый солнцем, молодая и прекрасная, аки Киприда, — ответствовал Лартинг.

– Жаль, что пена эта кровавая и гибнут в ней наши товарищи, — с горечью сказал Сташевский.

– И опять согласен, но предлагаю не посыпать голову пеплом, а подумать, как мы можем помочь этим нашим товарищам. Согласитесь, у нас пока еще есть средства, и технические, и финансовые, — сказал барон.

– Вы правы, — оживился Безкровный, — это обязательно надо сделать. Надо связаться с нашими в Петрограде и организовать канал по переправке.

– Дельно, только надо все хорошо обдумать, — согласился Лартинг.

– Да, господа, что-то мы и вправду панихиду рано затеяли, — сказал Сташевский. — Спасибо, Аркадий Михайлович.

– Ну-с, павших мы помянули, надо подумать о живых. Так что предлагаю закончить наши возлияния и завтра на трезвую голову обсудить план действий. Встречаемся в час пополудни у меня в конторе.

– Добро, — в один голос отозвались офицеры и позвали официанта.

Эпилог

1927 год. Апрель. Стокгольм

Хорошим весенним днем по набережной недалеко от королевского дворца не спеша прогуливались два человека и спокойно беседовали.

– Как вам удалось вырваться? — с загадочной улыбкой спрашивал средних лет блондин скандинавского типа.

– О, это история для приключенческого романа, — живо отвечал ему моряк в форме торгового флота, он был несколько моложе своего собеседника, но уже почти весь седой.

– О том, что я предпринял все меры, для того чтобы по-христиански похоронить командующего флотом, не допустив осквернения его тела, и даже умудрился поставить памятник на могиле царского адмирала, то бишь форменного сатрапа и «мучителя» матросиков, конечно, стало известно, и меня хотели расстрелять как «врага трудового народа». На самом деле, думаю, просто хотели убрать свидетеля этого подлого убийства. Была послана соответствующая телеграмма в Центробалт. Слава богу, в тот день дежурным офицером был мой однокашник Олтаржевский. Он положил телеграмму под сукно и устроил так, что меня на конвойном миноносце доставили в Петроград. Там какие-то загадочные личности без лишних объяснений выдали мне загранпаспорт, какой-то мандат, валюту и разъяснили, что мне следует делать дальше. На следующий день я убыл в «командировку» в Харбин. Затем перебрался в Японию и далее через Йокогаму в Североамериканские штаты. В Америке бросало меня по разным городам и весям. Наконец удалось найти работу, теперь хожу штурманом на рудовозе, в основном на Швецию и Норвегию. Лайба древняя, хозяева прижимистые, никто не хотел наниматься, а у меня выбора не было. На последнем переходе из Балтимора нас сильно потрепало, еле дошли. Сейчас наконец судно встало на ремонт в Стокгольме. Объясните, Рагнар Ансельмович, как вы нашли меня?

– Так уж сложилось, Петр Игнатьевич, что центр эмиграции находится в Париже. Мы же с несколькими офицерами флота осели здесь и стараемся держать в поле зрения всех, кому удалось выбраться из Совдепии. Разыскиваем, в том числе и через пароходства, там довольно много наших, поддерживаем, помогаем, чем можем. Вы оказались в списках американской судовой компании, слава богу, не изменив имени, так вас и нашли. На самом деле наша организация действует с 1917 года, и начали мы с того, что наладили каналы перехода через границу. Так что ваша история для меня не так уж фантастична, а у ангелов-хранителей были конкретные фамилии.

– Да, я тогда удивился той скорости, с которой мне выправили документы и отправили.

– Медлить было нельзя. Быстрота решала если не все, то очень многое. Обычно на кону стояла чья-то жизнь. Дебри нашего Особого делопроизводства оказались слишком дремучи для пришедшего к власти пролетариата. Так что офицеры разведки в России и морские агенты в Европе организовали дело, благо средства связи работали еще некоторое время и на границах каналы остались. Раньше по ним переправляли агентов-нелегалов, а теперь пришлось своих сослуживцев спасать.

– Кто же финансирует сие мероприятие?

– Никто, кроме самих офицеров флота. Про специальные кассы, секретные заграничные счета морской разведки, тайные мастерские по изготовлению документов всегда знал только очень ограниченный круг офицеров. Этим и воспользовались. Так что первое время жили на эти средства, а теперь существуем исключительно на добровольные пожертвования. Кто-то не вписался в жизнь иммигранта и влачит довольно жалкое существование, а к кому-то судьба проявила большую благосклонность. Многие считают своим долгом помогать товарищам.

– Послушайте, я, конечно, не Рокфеллер, но имею некоторые средства на счете и тоже готов помочь.

– Спасибо, Петр Игнатьевич, примем любую помощь с благодарностью.

– Так на какой предмет вы так настойчиво разыскивали меня?

– Я продолжаю вести одно расследование. История это давнишняя и длинная. В связи с этим делом меня крайне интересует последний день жизни адмирала Непенина. Не могли бы вы ответить мне на ряд вопросов касательно момента убийства Адриана Ивановича? Ведь вы были тому свидетелем.

– Все забыть не можете?

– Не могу, не имею права забыть. Да и не я один. Мне еще Иван Иванович Ренгартен завещал найти убийцу.

– Да, они были близки. Он умер?

– Скончался в Петрограде, ненадолго пережив своего адмирала. Вы знаете, Ренгартен был слаб легкими, очередной раз сильно простудился, инфлюенция, и конец.

– Да-с, поистине трагические были дни. Что ж, извольте задавать свои вопросы.

– Я знаю, что третьего марта вы вышли с «Кречета», сопровождаемые толпой. Там были только матросы?

– Я отлично все помню и могу с полной уверенностью сказать, что штатских в толпе не заметил. В тот день в Гельсингфорс якобы должны были приехать какие-то депутаты от новых властей из Петрограда по вопросам организации флота и по положению самого Непенина. Командующего вызвал на эту встречу Максимов, он явился в сопровождении десятка матросов.

– Максимов тоже шел с вами?

– Нет, за ним приехало авто. Он даже не предложил командующему поехать вместе.

– Может, знал о готовящемся злодеянии?

– Вполне, уж больно скоропалительно он умчался. От предателя можно ожидать чего угодно, тем более он мечтал занять место командующего.

– Кто стрелял, не заметили?

– Еще как заметил, эту сволочь я запомнил навсегда, память у меня на лица фотографическая.

– Матрос?

– Не уверен, хотя он был одет в форму. По виду скорее прибалтиец, высокий, бледный такой, усики совсем тонкие, не по матросской моде, бушлат был ему явно короток, на бескозырке читалось «Гангут». Он очень выделялся на фоне наших красномордых детин. Вот еще что, среди моряков, что нас сопровождали, был коммендор с «Гангута» по фамилии, по-моему, Безрукавников, так он мне как-то сказал буквально следующее: «Вы, ваше благородие, не верьте тому, что говорят, будто адмирала убил матрос из нашей команды. Это не так. Убийца — человек чужой, не нашего корабля». Это еще больше подтвердило мои подозрения, что стрелявший был вовсе не матросом.

Окерлунд достал из кармана конверт и протянул его собеседнику.

– Взгляните, не об этом ли человеке идет речь?

Бывший флаг-офицер адмирала Непенина Петр Игнатьевич Тирбах вынул из конверта фотографию.

– Похож, весьма близок, однако полной гарантии дать не могу.

– В чем отличие?

– Тут он как-то полнее лицом, постарше.

– Да, время прошло.

– Кто это?

– Думаю, что это немецкий агент, уходил от меня несколько раз, хитрый и скользкий, как минога. В семнадцатом году чуть не сцапал его. Потом мне самому пришлось бежать. Послушайте, а если бы вы его увидели снова, узнали бы? фотография всего не передает.

– Не знаю, — с сомнением сказал Тирбах. — Я его видел совсем непродолжительное время.

– И все же, — настаивал Окерлунд.

– Что же, давайте попробуем.

– Очень хорошо, каким временем вы располагаете?

– У меня есть,